Феликс. Глава сорок третья.

Глава сорок третья

– Феликс, твоя мать знает о Вселенской Лиге.
– Я не говорил ей, Сесах.
– Верю. Скорее всего, проболтался Локки.
Феликс помолчал. Недавно Сергей умер от кровоизлияния в мозг, что было необычным для двадцатилетнего парня, но не для легионера.
– Ты говорил, что моя мать находится под моим покровительством.
– Верно, – Сесах поднялся с кресла и прошёлся по комнате, они находились в его нью-йоркской резиденции. – Однако, Наталья Павловна не просто недочеловек – она христианка. Ей удалось перевербовать Локки, а он был очень хорошим воином. Христианство – это сорняк, который необходимо уничтожать на корню, иначе он заглушит нашу мечту об империи духа на неопределённое время. Человечество должно перейти на следующую ступень своего развития, иначе оно регрессирует. Non progredi est regredi. Наталья Павловна мало того, что сама является носителем христианской идеи, ещё заражает ею других. Феликс, ты обязан поговорить со своей матерью и остановить её. Иначе… я не хочу продолжать.
Юноша чувствовал, что разрывается между матерью и другом – обоих он любил и уважал их позиции, но между собой Наталья Павловна и Сесах были непримиримы.
– Хорошо, я обещаю, что поговорю с мамой, чтобы она… не распространялась о своей вере.
– Вот и отлично, – Сесах обрадовался. – Мне очень неприятно ставить тебе условия, но я вынужден. Для нашего же блага.
– Понимаю, – вздохнул Феликс.
– Тогда ты можешь отправляться к себе, а завтра, тридцать первого декабря, в двадцать часов по твоему времени постарайся быть здесь: нам предстоит очень интересное мероприятие. Только не опаздывай.
– Какое мероприятие?
– Это сюрприз.
– Надеюсь, приятный?
– Всё будет зависеть лишь от тебя.
– Постараюсь не подвести.
Сесах долго и пристально смотрел в глаза Феликсу, затем серьёзно сказал:
– Я не хочу потерять тебя, Феликс. Когда-то я лишился любимой, не хочу лишиться ещё и друга.
– Ты говоришь загадками.
Но Сесах скрестил перед собой ладони, показывая что разговор окончен.

***
В ожидании возвращения Феликса Наташа прогуливалась по саду. Вечерело. Под ногами приятно похрустывал свежевыпавший аккурат в канун Нового года снежок.
В доме для неё с сыном был накрыт стол. Прислугу женщина отпустила. Новогоднюю ёлку впервые за свою и, естественно, Феликса жизнь ставить Наташа отказалась. Неожиданно в ней произошла перемена: то, что раньше казалось женщине незначительным и чем она легко пренебрегала ради чего-то более важного, внезапно стало иметь для неё решающее значение, и наоборот: это самое «важное» в какой-то момент сделалось вдруг пустым и ничтожным.
Например, та же ёлка. Наташа задалась вопросом: зачем? Зачем она каждый год вносила в дом это дерево, наряжала его, украшала для себя и для Феликса, лгала сыну про Деда Мороза, оставлявшего для него под ёлкой подарки. Отдавала свою материнскую славу несуществующему персонажу – зачем?
В этот год, решила она, всё будет иначе. Отныне между Феликсом и ней не будет ни капли лжи. Она расскажет ему всё, что ей известно, про братство и лигу, эмблемы и браслеты, Сергея и Сесаха. Пускай Господь снимет с неё этот нечеловеческий груз, и пусть Феликс в очередной раз простит её, за то что она его обманывала, начиная с тайны его рождения и нереального Деда Мороза и до последнего времени, когда она притворялась, что верит в выдуманную жизнь сына.
– Прости меня, Господи, прости меня за то, что я раньше Тебя не знала, за то, что постоянно Тебя огорчала своим неразумным поведением, прости мне всю мою ложь, какой я лгала Тебе и всем людям. Прости, что не умею благодарить Тебя, как это следует.
Она замолчала от спазма, сдавившего горло. Глаза застлали слёзы, и сквозь них женщина наблюдала, как прячется за сопку багровый краешек солнца.
К ночи мороз усилился, и Наташа сильнее закуталась в белую песцовую шубу. Ноги её согревали высокие австралийские угги – новый подарок заботливого садовника, а вот пальцы в перчатках из тонкой итальянской замши озябли совершенно. Однако возвращаться без Феликса в пустой дом ей не хотелось. К счастью, вскоре послышался шелест шин, и в ворота въехал джип сына. Наташа устремилась ему навстречу.
Феликс нёс большущую охапку нежно-алых, похожих на расплавленные капли закатного солнца, роз. На нём было длинное светло-серое пальто с неизменным капюшоном, обрамляющим слегка сиреневатое без тени румянца лицо в огромных дымчатых очках. Феликс протянул матери цветы.
– Вот, раз ты не желаешь ставить ёлку.
Женщина прижала букет к груди и вдохнула его приторно-горький похожий табачный аромат, отчего-то вызывавший слёзы. «Какая же я стала плакса. Только бы Феликс не заметил».
Но сын обеими руками приобнял её за плечи и учтиво-нежно спросил:
– Что-нибудь случилось?
Наташа помотала головой. Ей почудилось, что в вечернюю тишину морозного воздуха откуда-то пробивается тихая, но величественно-торжественная музыка. Во мгновение ока всё замерло, и женщина отстранилась, абстрагировалась от внешнего мира, как будто бы отделилась для чего-то сакрального, молитвенного.
Воздух разрезал дрогнувший голос Феликса.
– Ты сегодня такая необычная, мам. И невероятно красивая.
Внутри неё невидимый оркестр исполнял неслышимую никому, кроме неё, симфонию – неземную, небесную, ангельскую.
– Мне снился сон, – Наташа засмеялась, – прямо начало стиха. Я видела Сергея. Стояло лето, и он позвал меня пройтись по цветущему лугу. Какой там стоял аромат! Мы шли и болтали о чем-то совершенно простом и весёлом. Проснувшись, я не могла вспомнить, о чём, и подумала, что никогда не видела Сергея таким. Через месяц у него будет день рождения. Ты не знаешь, как он поживает?
– Не хотел расстраивать тебя, мам, но с Сергеем приключился инсульт, он умер ночью во сне.
Наташа молчала, машинально обрывая алые лепестки и роняя их в снег.
– Что с тобой? – Феликс участливо над ней склонился. – Тебе холодно? Быть может, пройдём в дом?
Мир, только что бывший невыразимо-прекрасным, внезапно померк, симфония в сердце Наташи оборвалась на незавершённой ноте. Теперь Сергею никогда не исполнится двадцать два года.
– Как хорошо нам было раньше, пока ты… – она замолчала.
– Пока что? – тихо спросил Феликс.
– Сам знаешь.
– Ты о чём?
– Разве ты не боишься когда-нибудь вот так… от инсульта, – она смахнула слёзы перчаткой.
– Со мной ничего не случится, – Феликс выдержал паузу. – Я больше переживаю за тебя.
– Твой Сесах очень страшный человек, – прошептала Наташа.
– Откуда тебе известно духовное имя Кирилла?
– Он сам мне явился… во сне. Как будто во сне.
Феликс нахмурился.
– Можешь не объяснять – я понимаю. Что он говорил?
– Чтобы я не обращала тебя в христианство.
– Это неудивительно, – хмыкнул Феликс. – По-своему Сесах заботится обо мне. Видишь ли, мам, ты не должна была знать о Вселенской Лиге. Я не успел предупредить Сергея, чтобы он молчал.
– Его убили из-за этого?
– Нет, – помедлив, ответил Феликс, – Сесах приговорил его за отступничество.
– За веру в Иисуса?
Феликс кивнул. Неожиданно Наташа улыбнулась.
– Это самое лучшее, что я могла услышать.
– Ты фанатичка, мам, – недовольно заметил Феликс. – Я полагал, что это известие расстроит тебя больше.
– Отчего же? Сергею сейчас лучше, чем мне или тебе. Для него всё самое страшное уже позади, а мы пока живы.
– Разве это плохо? – удивился Феликс.
– Не знаю. Конец повести лучше, чем её начало, а день смерти – дня рождения. Для Сергея его жизненная повесть окончилась хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– От Бога.
– Он Сам тебе сказал?
– Ох, Феликс, Дух Божий, который внутри меня, говорит мне, что я Его дитя, понимаешь?
– Нет.
– Ну, подумай сам: что может быть в мире ценнее, чем жизнь?
– Честно? – Феликс улыбнулся. – Для меня больше жизни твоя любовь и дружба Сесаха.
– А ты бы отдал свою жизнь вместо моей?
– Да, – не задумался Феликс.
– Вот и Христос отдал свою жизнь за жизнь Сергея. И не только за него.
Сын хитро сощурился.
– Хочешь обратить меня в свою веру?
– Феликс, – свободной рукой она сжала запястье сына, – всё равно ты встретишься с Ним – это неизбежно.
– Почему ты так считаешь?
– Ты сам как Иисус. Я выносила тебя и родила, но в тебе нет ничего от меня – всё от твоего отца. Ты тоже мог бы сказать: видевший меня, видел моего отца, – Наташа засмеялась. – Ты не от этого мира, Феликс, а Сесах – от этого. Поэтому рано или поздно ты вернёшься туда, откуда пришёл. И Сесах тоже вернётся в своё место.
– А где его место?
– Ты не догадываешься?
– Нет.
– И я не скажу тебе. Идём домой – и правда похолодало.

Феликс. Глава сорок третья.Проза

Феликс. Глава сорок третья.
Проза